Русские невозвращенцы с Марса

Марс сегодня представляет собой тоскливое местечко. Море красного песка, поверхность усыпана неровными глыбами, разбита метеоритами, покрыта песчаными дюнами, изрезана руслами несуществующих рек, небо розовое от пылевых бурь, средняя температура — минус 50 градусов по Цельсию, бывает и минус 153. Постоянно поднимаются завихрения, прозванные пыльными демонами, сутки длятся всего на 39 минут дольше, чем на Земле, но зато год в два раза больше земного.

На поверхности планеты можно найти груду сломанной космической аппаратуры, где-то все еще работают марсоходы Opportunity и Curiosity. Последний недавно обнаружил в твердых образцах почвы воду, и будущим колонизаторам достаточно будет лишь нагреть грунт, чтобы попить и умыться. Больше ничего.

Но ни семимесячный перелет, ни жизнь в безвоздушной пустыне, ни невозможность вернуться домой не пугают 202 тысячи 587 человек, заплативших 16 долларов за то, чтобы подать заявку на участие в некоммерческой инициативе Mars One. План такой: в 2023 году первый экипаж из четырех человек стартует с Земли, долетит до Красной планеты, приземлится, поселится и останется там жить до конца своих дней.

Космический казак-кочевник

Научный сотрудник Института степи Уральского отделения РАН Алексей Палкин — здоровенный детина с седыми волосами, стриженными почти под ноль. Алексей вываливается из зала автоматических камер хранения Казанского вокзала, широко улыбаясь.

Почти Капитан Америка: прохладное утро, но на нем только камуфляжная гимнастерка с шевроном войск связи и группой крови, камуфляжная майка и берцы. С ним вместе идет профессор Сергей Левыкин, тоже в камуфляже и тоже из Института степи — доктор географических наук Левыкин руководит там отделом природопользования.

Палкин широким шагом выходит из здания вокзала, небритый профессор еле поспевает за ним. Палкин изучает, что изменилось в столице с его последнего визита. Разглядывает памятник создателям железной дороги. Памятник, говорит, неправильный, все перепутано, а в городе сплошная суета.

Доходят до ближайшей забегаловки, берут чай и садятся за столик. Алексей деловито убирает пакетики с сахаром в карман гимнастерки: он же в экспедиции. Впереди еще 9 часов ожидания самолета: сотрудники института едут в экспедицию на Север, конечный пункт — Новосибирские острова.

— Ландшафт там похож на марсианский, — смеется Палкин на весь зал. — Так что эта экспедиция — первый этап моего полета на Марс.

Шансы попасть в программу у Палкина ничтожные, но он не сомневается, что из всех 8197 россиян, подавших заявку, выберут именно его. Про себя Палкин говорит просто: «Я человек. Пока не марсианин». И улыбается. Родился в Челябинске в семье ракетостроителей, через три года семья перебралась в Златоуст. Поступал в челябинский пед на факультет истории и права, потому что на юриста в 89-м году в Челябинске учиться было негде. Доктором юридических наук Палкин стал только через двадцать лет и не жалеет: история и право стоят на стыке.

В армии не был ни дня, гимнастерку (вместе со званием лейтенанта) получил на военной кафедре, так и носит ее в походы. Зато у него есть мундир Оренбургского казачьего войска и медаль за организацию военизированной игры, в которой участвовали трудные подростки и сотрудники МВД. Подростками Алексей занимался всегда: после университета его позвали работать главой комитета по делам молодежи в администрацию Златоуста.

Молодой чиновник увлекся философией, стал изучать геополитику и в 97-м поехал в Москву, где познакомился с  идеологом евразийства Александром Дугиным. Дугин тогда еще был без бороды, сидел в подвале созданной им вместе с Лимоновым НБП и подписал Палкину книгу «Основы геополитики». Потом Палкин преподавал в родном Челябинском госуниверситете на факультете Евразии и Востока международные отношения и нацбезопасность. Но ушел оттуда из-за реформ.

Если представить команду марсиан в виде четырех базовых элементов, то Палкин был бы землей. Он объясняет эволюцию своих воззрений: раньше был русским националистом, потом понял, что это узко и несвойственно России, затем евразийство, ну а сейчас следующий, еще более высокий уровень — русский космизм и степеведение. Так он и оказался в Институте степи.

— Степь, — втолковывает мне Алексей, — это основа всего: здесь было и Пугаческое восстание, и Золотая орда, и кочевники, и казаки.

Палкин говорит о степи с поэтическим воодушевлением: культура степняков основана на космическом мировоззрении, степь похожа на свою противоположность — море. А кочевник — это путешественник, пересекающий землю из одного конца в другой, информационный носитель.

— Марс — это чистая степь, — все больше воодушевляется Алексей. — А русский дух уникальный должен выйти в космос и заселить другие планеты. Значит, надо лететь.

Семьи у Палкина нет, возраст его не смущает: через десять лет ему стукнет 51, и он будет в самом расцвете сил, а подготовка у него уже есть.

— Запишите и меня, — мечтательно говорит напарник Палкина профессор Левыкин. — Я тоже хочу на Марс.

Пока не понаехали

Голландская компания Mars One появилась в 2011 году. Ее создал Бас Лансдорп, до этого разрабатывавший новые способы генерации энергии ветра. Лансдорп не сомневается в реалистичности своего проекта. Говорит, что все необходимые для полета человека технологии или уже существуют, или почти существуют. 31 августа Mars One закончил онлайн-прием заявок со всей планеты. Сейчас полученные анкеты изучаются. Первый отбор обещают сделать к концу года. А дальше в течение двух лет в ходе трех дополнительных раундов из 202 тысяч человек составят шесть команд по четыре человека.

Доктор медицины Норберт Крафт, руководящий в Mars One медицинским крылом и отбором кандидатов, объяснил мне в переписке, что критерий отбора на самом деле только один: ищут не личности, а членов команды, которые смогут ужиться друг с другом.

Новобранцы начнут семилетнюю подготовку, будут проходить школу выживания в отдаленных частях нашей планеты, учиться чинить модели марсианского дома и роверов, осваивать медицину и выращивать еду. Потом тренировки перенесут в арктические пустыни.

Скорпион-сыроед

Если почвенник Палкин — это земля, то Юлия Яглова, без сомнений, огонь. Пробивная уроженка Уралмаша не сомневаясь отправилась бы на Марс прямо сейчас. Блондинке Юлии 36 лет, она переехала в Москву семь лет назад. На ее копчике татуировка в виде эмблемы финской группы HIM, а вокруг пупка набиты два дельфина, плавающих по кругу. В родном Екатеринбурге бывает раз в год и избрание Евгения Ройзмана мэром называет ужасом: «Не верю я в его обеление — такие люди не меняются».

Яглова вспоминает, как росла на Уралмаше в период расцвета местных преступных группировок, когда между понятиями «человек, который в жизни чего-то добился» и «человек в группировке» стоял знак равенства.

— Конечно, за мной ухлестывали уралмашевские, — смеется Юлия. — Куда деваться-то. А потом те, кто остался в живых, пошли в бизнес и политику.

Сама Яглова закончила Уральский государственный экономический университет. На третьем курсе пошла работать торговым представителем — ходила по магазинам и договаривалась о поставках чая, кофе и алкоголя. В дефолт хорошо заработала на росте курса доллара, дослужилась до экономического директора, поработала в консалтинге, ездила по президентской программе на стажировку по стратегическому менеджементу во Францию. Днем работала на местную компанию, вечером на свою, в выходные каталась по стране. За границей Юлии понравилось, но она не стала искать французского мужа, как коллеги по стажировке, а переехала в Москву. В столице было назначено собеседование в консалтинговую фирму, но Юлия поняла, что это совсем не то, что она хочет делать.

— Здесь, в Москве, болтология: надо хорошо рассказать, правильно подать, — говорит Юлия. — А мы в Екатеринбурге были чисто практики, не говорили умными словами, а говорили: так будет хорошо, а так плохо.

Сейчас она работает в компании, поставляющей принтеры и оборудование, накаталась в командировки по стране, чуть не переехала к жениху на ПМЖ в Таллин. Сбежала от скуки и ужаса, записалась в рок-школу, прыгнула с парашютом, чтобы перестать бояться высоты, прошла онлайн-курсы программирования и собирается получать второе высшее: хочет стать IT-специалистом и делать мобильные приложения.

В 2008 году Яглова провела полтора месяца в Гималаях, занималась медитацией, увлеклась вегетарианством и сыроедением. Во время медитаций узнала о своих прошлых воплощениях. Юлия уже была скорпионом, царем, насильником, убийцей и какой-то внеземной формой жизни. В своей анкете на сайте Mars One Юлия пишет, почему считает, что она идеальный кандидат для тяжелых марсианских условий: она провела 9, а потом еще 11 дней без еды и воды.

Сухие голодовки стали логичным продолжением сыроедения: сначала голодала раз в неделю по 12 часов, потом по 24, потом по 36. В конце концов Юлия отправилась голодать в Ивановскую область в коттедж к женщине-врачу.

— Платишь шесть тысяч рублей и девять дней ничего не ешь и не пьешь, — рассказывает она. — Надо много гулять, пока есть силы, потому что больше делать все равно ничего не можешь, кроме просмотра телевизора. Мозги вырубаются, концентрироваться не получается, мысли обрывочные. На восьмой день тело поливают водой, и вода входит в тебя через поры. И ощущение, как будто ты ее выпил.

На пятый день Юлия поняла, что все проблемы — суета и пустяк. Кайфовала от природы: леса, красоты закатов и всего такого. На восьмой день у нее упало давление, но зато после голодовки кожа стала как у младенца, а белки глаз белые. Юлия говорит, что из организма выходят камни и даже лекарства, которые принимались в детстве. Надеюсь, на Марсе обращаться к ее опыту голодовки команде не придется: неизвестно, что там выйдет наружу в последующие дни.

Юлия хочет на Марс потому, что через десять лет на Земле не останется мест и дел, которые она бы не перепробовала. К тому же в детстве у нее была любимая книжка «Я вернусь через 1000 лет» — о том, как коммунисты улетают на другую планету и пытаются построить там социалистический рай. В книге все заканчивается борьбой за выживание: путешественники так и не привыкли к первобытному строю. У самой Юлии такой проблемы не возникнет, она умеет уживаться с любыми людьми и готова к лишениям:

— Какой смысл ругаться и истерить, когда выбора нет?

Если возьмут на Марс, Юлия обрадуется: надо будет только прожить концентрированно следующие десять лет, а на Марсе начнется вторая жизнь.

— Страшно и интересно. Это же исследование! — восхищается она. — Даже в другую страну приезжаешь — мозги меняются, менталитет другой, языковая среда другая. Думаю, там все по-другому будет восприниматься.

 Она будет заниматься спортом, чтобы привести себя в порядок к моменту отбора кандидатов. Ну а если не возьмут, Яглова не расстроится — поедет на год в экспедицию в Антарктиду. Всегда об этом мечтала. А еще было бы круто после этой заметки получить возможность познакомиться с Ассанжем.

— Прикольно ведь! — говорит Юлия.

План колонизации

В январе 2016-го Mars One запускает коммуникационный спутник, чтобы делать картинки и видео, в 2018-м посылает первый ровер, тот ищет удобное место для будущего лагеря, расчищает местность под жилые капсулы и солнечные батареи. Запускается второй спутник, на этот раз на орбиту Солнца, чтобы поддерживать круглосуточную связь с Марсом, даже когда Солнце разделяет Землю и Марс.

В 2020 году запускаются шесть грузовых кораблей, которые несут два жилых блока и два блока жизнеобеспечения. Они приземляются на поверхность планеты рядом с ровером в феврале 2021-го. Ровер перевозит капсулы и устанавливает их, подключает солнечные батареи и получает возможность подзаряжать свои батарейки в несколько раз быстрее. По проекту отсек жизнеобеспечения начинает синтезировать воду из грунта и подавать ее в жилые отсеки, а также производить из нее кислород. Другие необходимые элементы для создания воздуха будут получать из атмосферы Марса. К моменту старта первого экипажа с Земли марсианский дом должен произвести атмосферу внутри жилых корпусов, три тысячи литров воды и 120 килограммов кислорода.

В 2022 году первая команда из четырех человек отправится в 210-дневный полет до Марса. Обратной дороги не будет. Покорение планеты Mars One хочет превратить в круглосуточное реалити-шоу, что-то вроде «Дом-2: построй свою любовь».

Бурят-аналитик

У Зорикто Дабаева, специалиста по логистике крупной международной продуктовой компании, есть много вопросов к организаторам Mars One. Например: если это реалити-шоу, то круглосуточная слежка может стать серьезным испытанием для астронавта. Если медиапроект, то есть вероятность, что к нему потеряют интерес. Человеческий организм предназначен для жизни на Земле, не на Марсе, поэтому непонятно, как будут решаться возникающие в этой связи проблемы. Зорикто говорит, что проект реалистичен на 60%.

У Зорикто аналитический склад ума. Он носит очки, не спеша подбирает слова, внимательно слушает и подходит к вопросам с точки зрения логики. Зорикто бурят, ему 27 лет, он родился в Улан-Удэ. Отец работает инженером на заводе по ремонту локомотивов, мать бухгалтер в медиакомпании. У Зорикто отличное образование: 10-й и 11-й классы учился в специализированном учебно-научном центре Новосибирского государственного университета (физматшкола), потом в Новосибирском государственном техническом университете.

В Москву Зорикто перебрался четыре года назад. Долго искал работу, жил на сбережения, полученные за две поездки в США по программе Work&Travel. В Америке Зорикто работал в парке развлечений и помощником официанта. Год и восемь месяцев проходил стажировку в компании, где работает сейчас. Ко всему прочему Зорикто учится в магистратуре Высшей школы экономики.

Как у логиста, у него много вопросов к устройству дел в стране: многое держится на кумовстве, ресурсы и возможности огромные, но они не используются. Москва ему, правда, нравится:

— Здесь можно найти то, что тебе нужно. Если у тебя есть увлечение, то можешь найти единомышленников, ресурсы, редкие книги, материалы, людей, выйти на контакт, можешь пойти учиться куда угодно, можешь реализоваться.

Вот и полет на Марс для него вопрос рациональности: ресурсов все меньше, людей все больше, надо расширять ареал обитания. Правда, люди подвержены романтическому восприятию полета на Марс и не понимают, что это рутинная работа и ограниченное пространство. Одна из проблем — уживаемость коллектива.

— Это будет как общага. Я жил с ребятами с разных регионов, — рассказывает Зорикто. — Да, тяжело, бытовые вопросы есть, но притираетесь как-то. Вопрос в том, как организаторы преодолеют привыкание и злость. От этого многое зависит. Эмоциональная атмосфера будет превалировать над физическими данными. Будет тяжело, надо учиться сбрасывать напряжение. Может быть, через чувство юмора.

Самая большая проблема, по его мнению, не технологии, а люди. Он собирается написать для себя программу спортивной подготовки к полету. Шансов, правда, мало, говорит — 1:5000, — но все равно. Он много думал над ответом на простой вопрос: побег это для него или нет? Решил, что нет, потому что на зарплату астронавта сможет содержать семью, да и освободит место на Земле для будущих поколений.

— Я читал где-то, что Землю мы берем в долг у своих детей и внуков, — говорит Зорикто. — Так что это не побег. Это вклад в будущее.

Барзиков улетает на Марс

Выборы мэра в Москве. Инженер Константин Барзиков выходит из своей родной перовской школы № 423. Он флегматичен, худощав, на нем черная потрепанная кожаная курточка, взгляд его безрадостен. И если Зорикто — это вода, спокойная и вдумчивая, то Барзиков — грустный шепот воздуха.

К Барзикову подходит экзитпольщик и спрашивает, за кого он только что проголосовал на мэрских выборах. Рассеянный Барзиков говорит:

— За Собянина, — и тут же поправляется: — Ой! За Навального, конечно. За Собянина мама голосовала.

Мама пенсионерка, работала в свое время младшим научным сотрудником в НИИ, где испытывали бетон. Отца не было. Барзиков садится на лавочку у школы и рассказывает историю своей жизни.

Воспоминаний особых о школе у него нет. Барзикову 26 лет, на его школьную юность пришелся расцвет перовского криминалитета, так что то его били, то он сам кого-нибудь бил. Ходил в кружок радиолюбителей, но мог собрать только блок питания для радиоприемника. В детстве увлекся компьютером, научился программировать. Закончил Горный институт по специальности «инженер-системотехник автоматизированных систем управления».

Трудился в компании по созданию искусственного интеллекта, но интеллект из-за недостатка финансирования так и не создали. На четвертом курсе по приглашению друзей пошел на «марш несогласных», попал в ОВД, вызвали в суд. Барзиков познакомился с людьми из Гражданского фронта Гарри Каспарова, ходил с ними в суд.

Штраф в 500 рублей смог оспорить, но чуть было не вылетел из института из-за проблем с сессией, на него даже запрос в деканат приходил из ФСБ. Стал ходить на митинги и помогать каспаровцам. Потом разочаровался, ушел, потому что все только и делают, что ссорятся и борются за власть в организации.

Познакомился с арт-группой «Война». «Ребята прикольные, безбашенные», — вспоминает их Барзиков. Он помогал готовить акцию «Войны» по завариванию дверей ресторана Михаила Леонтьева «Опричник» — ездил покупать электроды. Сейчас работает старшим инженером в НИИ «Торий», занимается разработкой СВЧ-техники. Работа ненапряжная. Пишет диссертацию на тему «Моделирование процессов эвакуации», которую ему навязали преподаватели. Спрашиваю: какой самый лучший способ эвакуации из, например, перовской школы № 423? Барзиков просит дать время подумать, смотрит на подъезд школы и объясняет:

— В главном корпусе запасные выходы закрыты. Ключи от выходов находятся у охраны, техничек, завхоза. В случае пожара, пока этот народ сообразит, что надо делать, пройдет много времени. У главного входа может образоваться скопление плюс скопление на лестнице, на площадке между первым и вторым этажами — все будут сбегаться. Днем в школе много народа, толкотня, беготня, плюс дети — вещь непредсказуемая: куда они там залезут…

Барзиков уверен, что самая «засада» во втором корпусе, где актовый зал. Там и во время штатной ситуации — после концерта, например, — не пройти нормально, а если пожар? Есть тайная лестница, ведущая в столовую из гримерок, но о ней никто не знает. Надо, чтобы знали, — на всякий случай. Так что выход следующий: поставить централизованную систему открытия запасных дверей с помощью нажатия одной кнопки.

Константин Барзиков разрабатывает планы эвакуации. Марс — это тоже план эвакуации. Он очень хочет улететь туда, потому что здесь больше быть не хочет. На жизнь не жалуется, неудачником бы себя не назвал, но и не сказать, чтобы сильно был доволен.

— Все-таки такая обычная, стандартная, обыденная жизнь чем-то меня, не знаю, подсознательно угнетает, — говорит Барзиков.

Но о полете на Марс, до того как узнал о проекте, не задумывался. Зато пытался понять, что сейчас самое передовое в области исследований, науки, политики. Ответ искал в литературе: футуролог Лазаревич, Ленин («Государство и революция»), Никола Тесла. Пока получается так: мир что-то производит, но все технические усилия в результате становятся флешками, новыми айфонами и другими благами потребительского мира.

Сам Барзиков не потребитель, ну разве что пиво любит хорошее выпить. Но вот телефон семь лет не менял, пока не сломался. В общем, Барзиков понял, что человечество толком никаких прорывных идей так и не реализовало.

— Мир все хочет, чтобы лучше, больше и много денег, а качественные, не количественные знания — это тяжело, — сожалеет Барзиков. — Нужно думать, озарение должно быть. Я думал-думал и понял, что если человечество хочет продолжить свой прогресс, то оно должно продвигать идеи постгуманизма, изменения в теле самого человека. Человечество должно двигаться в космос. Чем черт не шутит — может, и меня возьмут…

Правда, сам он в это, кажется, не верит. Но улететь хочет.

— В какой-то мере я хочу улететь от того, что меня здесь ждет, — поясняет Барзиков. — Я работаю в НИИ, учусь в аспирантуре. Получится защититься — буду кандидатом наук. Если не защищусь, буду работать в НИИ. Может, буду мутить проекты. Все будет одно и то же: жена-работа-дом. Дети появятся. Тоскливо достаточно.

Барзиков задумывается:

— Я хочу сбежать от того, что меня ждет: обычное, ничем не отмеченное, стандартное существование обычного, стандартного человека.

И глухо добавляет: жена шутит, что это он так от нее сбежать решил. На Марс.

Руководитель Центра подготовки космонавтов им. Гагарина Сергей Крикалев недавно заявил в прессе, что такое количество желающих участвовать в безвозвратном полете на Марс кажется ему странным. «Когда люди собираются лететь на Марс в один конец — это уже клиника, это надо обращаться к психиатру, — сказал Крикалев. — С точки зрения профессионалов и космонавтов, вам любой скажет, что этого никто не позволит».

Но если все-таки позволят, то на Марсе хотя бы будут не одни только «пыльные демоны». Например, Барзиков.